Теплая колыбель для стрижа

Однажды маленький стриж, отбившись от стаи в сильный ветер, повредил крылышко. Лежал он на земле, такой маленький и беспомощный, едва дыша. На помощь примчался огромный Конь, важно приковылял Гусь и шустрым движением опустился рядом Попугай.

Конь, склонив голову так, что стриж оказался в тени его огромного уха, пробасил: «Бедняга! Ему нужна сила! Вот, малыш, держи, это лучший овес с моей поляны! Одна горсть – и ты снова будешь летать!» С этими словами Конь осторожно протянул копыто, на котором лежало несколько крупных зерен овса, каждое размером чуть ли не с самого стрижа.

Гусь, возмущенно загоготав, оттолкнул копыто Коня крылом: «Овес? Глупости! Ему нужно припарка! Моя бабушка Гусыня всегда говорила: нет ничего лучше, чем компресс из болотной тины, собранной на рассвете, и листа лопуха! Сейчас я ему сделаю – это вытянет всю хворь!» И Гусь уже начал искать подходящий листок и принюхиваться к влажной земле.

Попугай, покачав головой и скрипнув клювом, перебил их обоих: «Дилетанты! *Кррр!* Дилетанты! *Кррр!* Ни овес, ни грязь не помогут! Ему нужен покой, тепло и... *кррр!* ...положительный настрой! *Кррр!* А ещё, быть может, что-то для суставов!»

Стриж, еле слышно пискнув, попытался спрятаться от всех этих «лекарей».

И тогда Конь, видя, что стрижу от его овса ни жарко ни холодно, а от Гусиной тины он только испугается, бережно наклонился и своим теплым, мягким носом осторожно подтолкнул стрижа в самый центр своей густой, теплой гривы. «Тут тебе будет тепло и безопасно, малыш. Отдыхай,» – прошептал он, и стрижик оказался в уютном, ароматном укрытии, окутанный конской шерстью.

Гусь, увидев это, перестал копаться в земле. «Покой и тепло, значит? Ну, это я могу!» – и он начал осторожно, своим широким клювом, расправлять отдельные прядки гривы вокруг стрижа, создавая ему подобие гнезда. Затем он аккуратно присел рядом, прикрыв стрижа частью своего крыла, чтобы тот ощущал его собственное тепло. Гуси знают толк в высиживании и согревании.

Попугай, наблюдая за этим, уже не повторял «две пилюли». Вместо этого, он взлетел на самое высокое ухо Коня, примостился там и начал тихонько насвистывать самые мелодичные и успокаивающие трели, какие только знал. «Покой, покой, покой... *кррр!* ...и сладкие сны... *кррр!* ...летайте свободно!» – шептал он, перемежая свист с ободряющими словами.

В этой теплой, мягкой колыбели, под шепот ветра в гриве Коня, окутанный гусиным теплом и убаюканный нежными трелями Попугая, стриж впервые за долгое время по-настоящему расслабился. Он уснул глубоким, восстанавливающим сном.

Утром, когда первые лучи солнца коснулись земли, стриж проснулся. Он пошевелил крылышком – боли почти не было! Он осторожно выбрался из гривы, расправил оба крыла и, пронзительно пискнув от радости, взмыл в небо.

Конь довольно заржал, Гусь гордо загоготал, а Попугай, взъерошив перья, громко провозгласил: «Я же говорил! *Кррр!* Покой и правильный подход! *Кррр!* Моя методика – лучшая! *Кррр!* Здоровье – это наше всё!»

И хотя каждый из них приписывал выздоровление себе, стриж знал: его вылечили общая забота, тепло и доброта, которые они, хоть и неуклюже, но от всего сердца ему подарили.