Моё прекрасное детство

Лето я обычно проводила в деревне — то у одной, то у другой бабушки. В один из приездов у меня появилась новая родня — папин брат женился. Племянница невесты, девочка Вита, которая была чуть старше меня и своим внешним видом почему-то напоминала мне огурец, решила со мной подружиться.

Она мгновенно взяла надо мной шефство, объявив, что я, мол, малявка. Учеба уму-разуму началась с рассказов неприличных анекдотов, которые знала Вита. Смысла их я не особо понимала, но старательно делала вид «ой, как смешно». В общем, я, конечно, кое-чего нахваталась. А в конце лета в деревню приехал папа.

Однажды он взял меня с собой в ближайший город. Ехать надо было на электричке. Целое приключение! Возвращаясь обратно, он встретил своих школьных друзей. Взрослые долго говорили о чем-то совершенно неинтересном, и я решила переключить внимание на себя: «А хотите, я вам анекдот расскажу?». Все с радостью согласились, и я, забравшись на сиденье, начала скандировать на весь вагон весьма неприличный анекдот.

Слушая меня, папа сначала покраснел, потом сделался багровым. Друзья смеялись, а ему было ужасно плохо. После допроса я рассказала папе, откуда узнала анекдоты. Надо сказать, что Вите влетело неслабо, и дружить со мной она больше не хотела. Мне же строго-настрого велели забыть все анекдоты. Я постаралась и забыла все. Кроме одного.

Лето в деревне

Самым ужасным в моем детстве было время, проведенное в детском саду. Воспитательница и нянечка меня недолюбливали за то, что я плохо ела. Детей, которые ели хорошо, они называли золотыми, а меня — кикиморой. В нашей группе они особенно любили пухлого и безобидного мальчика Лешу: во-первых, за то, что он хорошо ел, а во-вторых, за то, что его мама занимала какой-то пост в районной администрации. Для них он был даже больше, чем золотой — платиновый.

Однажды на ужин мы ели геркулес — тот, в котором попадаются шкурки. Заставить себя съесть это я не могла, и мне сказали, что не выпустят из-за стола, пока тарелка не будет чистой. Все дети давно играли в игрушки, за кем-то уже начали приходить родители, а я, несчастная, сидела и чахла над противной остывшей кашей.

Наконец, решение было найдено. Когда воспитатель отходила, я понемногу выливала кашу в ящик своего стола, в котором хранятся карандаши, краски, пластилин. Так и избавилась от всего геркулеса, тем самым заслужив свободу.

Трюк оказался настолько успешным, что потом я стала выбрасывать в ящик всю невкусную еду. И меня как-то даже похвалили за то, что я начала все съедать без остатка. Но, как говорят, сколько веревочке не виться, а конец будет. И грянул гром: однажды нам сказали, что вечером будет проведена проверка ящиков, дабы выяснить, кто из детей самый аккуратный.

Заглянув в свой, я ужаснулась: остатки еды покрывала страшная плесень, кое-где ползали червяки. Меня прошиб пот, я поняла, что меня не то, что больше никогда не похвалят, для воспитателей и нянечки я стану воплощением вселенского зла. Нужно было срочно что-то делать.

И вот во время тихого часа, когда в группе никого не осталось, я выбежала из спальни и быстро поменяла свой ящик на Лешин. Что творилось вечером, не поддается описанию.

Меня пронесло. А Лешу... Леше вроде как должно было достаться по полной, ведь когда открыли его ящик, все чуть не попадали в обморок. Но мальчика лишь немного поругали и вообще попытались замять это дело, ведь парнишка-то был просто платиновый.

* * * * *

Раньше летом в деревнях играли свадьбы весело, с размахом. Праздновали два дня. Двор превращали в шатер, на землю стелили дорожки, заборы завешивали коврами. Стол ставили буквой «П». В середине сидели молодожены, со стороны невесты — ее родня, со стороны жениха — его.

Еды было много, у каждого ведь было свое хозяйство, все вкусное, свежее, в общем, пир горой. Для детей свадьба — настоящий праздник жизни, ведь там помимо вкусностей есть тамада, который еще и конкурсы с призами устраивает. А своя свадьба или чужая, — какая кому разница? Тем более что народу столько, что никто не уследит, чьи это дети.

Так мы с моей подружкой Юлькой все лето и ходили по свадьбам. На вопрос: «Девочки, вы чьи?», — отвечали: «А мы с той стороны стола, просто наши места заняли». И от нас отвязывались. Но, как говорится, жадность фраера сгубила. Мы настолько привыкли к фривольному образу жизни, что обнаглели и пришли на свадьбу соседей, куда наши семьи никто не звал. Конечно, здесь трюк «мы с той стороны стола» не прокатил, нас мгновенно вычислили, но прогонять не стали. Зато на следующий день доложили родителям: мол, так и так, не дети у вас, а настоящие цыгане. Сильно нас, конечно, не ругали, но ходить по свадьбам запретили. Так бесславно окончилась наша афера.

Деревенская свадьба

В детстве у меня были свои понятия о справедливости. Если мне попадался человек, у которого было что-то классное, а у меня этого не было, а человек при этом был плохой или хвастливый, то я это что-то у него тырила. Так получилось и с ненавистной детсадовской воспитательницей Лидией Васильевной. Надо сказать, что в эти годы у меня было хобби — я собирала календарики, причем особенно ценились переливные, те, что меняли картинку, когда их вертишь.

У моей воспитательницы был такой очень красивый календарик из Индии. В одном положении он показывал индийского бога с хоботом, в другом — европейскую принцессу. Где уж эта грымза достала такое сокровище, неизвестно. Но она не упускала случая раза три в неделю вытащить календарик из-под стекла на воспитательском столе и похвастаться им перед детьми.

Доведенная до предела, я пошла «на дело» и во время тихого часа выкрала календарик. Весь день я носила его в трусах, ведь из советских трусов с тугими резинками никогда ничего не вываливалось! Вечером же, когда мы собирались на прогулку, я решила переложить сокровище в карман куртки, и тут он выпал из моих рук. Это заметила одна девочка. Я быстро наступила на календарик, но она начала звать воспитательницу.

В итоге та пришла и, поняв в чем дело, приказала мне поднять ногу. Я подняла, но на полу ничего не было. Меня оставили в покое.

Оставшись на мгновение в одиночестве, я быстро отлепила календарик от грязной подошвы и спрятала за пазуху. Так моя коллекция стала бесценной.

* * * * *

Долгое время мы с родителями жили в московской пятиэтажной общаге с широкими коридорами. Выходов из дома на улицу было два, по одной лестнице с каждого конца коридора. По утрам в садик меня обычно отводила мама, реже папа. Был как раз тот редкий случай. Папа сказал: «Спускайся на улицу и подожди меня, я скоро».

Так я и сделала. Стояла и ждала, а его все не было. Я забеспокоилась и решила подняться за папой обратно. Но дома его тоже не оказалось. Снова спустилась вниз — и там никого. Как выяснилось потом, мы с папой разминулись: пока я шла по одной лестнице, он шел по другой. Увидев, что меня нет на улице, он решил, что я сама пошла в садик, который находился сразу за домом, и побежал на работу.

Папа не знал одного — садик я ненавидела всей душой. И, конечно же, никуда не пошла. Весь мир открылся передо мной. Для начала я отправилась в комиссионный магазин, там была куча интересных вещей, которые можно было рассматривать вечность, и к тому же продавались телевизоры. По ним шел ужасно увлекательный фильм, который я и посмотрела. Потом я перекаталась на всех каруселях во дворе. Далее я решила пойти посмотреть через забор, что делают дети из моей группы.

Они как раз гуляли. Я им помахала, немного поболтала с теми, кто подошел поближе, и пошла дальше. Но тут меня встретил знакомый мамы и спросил, почему я гуляю одна. Услышав мой рассказ, он взял меня за руку и отвел к нашим соседям.

Дома была тетя Таня, которая сидела с маленькой дочкой Светой. Она меня накормила, напоила, а потом сказала, что Свете пора спать, и чтобы я шла гулять в коридор. В итоге вечером я снова оказалась на улице и снова решила пообщаться с детьми из группы через забор.

Тогда-то меня и поймала воспитательница. Выяснилось, что мама уже приходила за мной и, узнав, что меня нет, начала с криками: «Наташа!», и слезами бегать по всему району. В общем, меня вернули родительнице, и все закончилось благополучно. Правда, когда мы оказались дома, папе влетело по первое число.