Я знал, что все плохо закончится

Вдвоем они шли к вершине с помощью «кошек» и ледорубов и тащили за собой на веревке основную часть вещей. Третий день был запланирован под отдых, а затем разразился ураган с грозой. «Почему Виктор решил, что мы должны идти вдвоем?» - недоумевал Виталий Косачев. «У нас уже сформировалась надежная команда. Идти таким сложным маршрутом, да еще и при таких погодных условиях – сплошное безумство». Его друг Константин Проскурин всегда отличался крайней осторожностью и здоровой рассудительностью. Нет, он не был трусом, но никогда без особой нужды не рисковал. А тут вдруг такое.

Ураган продолжался несколько дней, и альпинисты сократили свой рацион. И без того крайне худощавый Проскурин почти ничего не ел, ссылаясь на полное отсутствие аппетита. Его более упитанный товарищ Косачев старался не потерять свою привычную форму.

Они двигались все выше и выше, а плоских пространств становилось все меньше. Порой альпинисты сидели на крохотных ледяных выступах. Их мучила жажда, и чтобы ее утолить, мужчины растапливали снег и кипятили воду. Виталий уже не раз пожалел о том, что согласился на это восхождение. Ему не надо, что-то доказывать, да и романтик он, честно говоря, никакой. А Виктор, знай себе, лезет и лезет вперед, словно для счастья ему только этого и надо. Наверно считает, что бабы таких, как он, любят – сильных, жилистых, целеустремленных. От его брюшного пресса с кубиками сходят с ума. А вот как бы не так! Им пресс бабок подавай, да по ушам покатайся, мол, какая ты у меня самая распрекрасная. И жена его Любка не исключение, если бы он, дурак, только знал. И тут Виталика осенило! Да он же знает все про нас с Любкой. И потащил он меня сюда не случайно. Столкнет с какого-нибудь ледника и поминай, как звали. Будет потом всем рассказывать, как держал меня из последних сил, да веревка порвалась. Вот он улыбается, стоит, а того, гаденыш, не знает, что я его насквозь вижу!

– Конечно, путь нелегкий, – прервал молчание Проскурин, – но красота здешняя, согласись, Виталик, просто завораживает! Вид на ледник воображение будоражит.

Косачев натянуто улыбнулся своему другу, и на всякий случай отошел подальше от края скалы.

«Тебя, паршивец ты этакий, не ледник будоражит, а погибель невинного товарища твоего. Ну, ничего, мы еще посмотрим, кто кого. Правильно люди говорят – предупрежден, значит вооружен. Меня голыми руками не возьмешь и за три копейки не купишь».

– Такое возникает ощущение, что ничего другого в нашей жизни больше нет,– послышался голос Виктора.

«Так, на что это он мне намекает? Что ничего в моей жизни больше не будет? Ты смотри, каков подлец. А еще другом столько лет прикидывался. Я, дурак, на его жену столько бабок, здоровья и сил потратил. До чего же он все-таки не благодарный».

…Ежедневно альпинисты делали практически одно и то же: просыпались, вставали, готовили пищу, одевались как можно теплее, собирали свое снаряжение, лезли в гору, тащили за собой груз, готовили место под ночевку, ужинали и отдыхали. С каждым днем Виталий Косачев становился все более подозрительным. Он мучился догадками, почему его товарищ так мало ест? «Может быть,  у него не хватает духу столкнуть меня со скалы, и он решил отравить меня?» С этого дня Виталик решил, что он будет есть только то, что ест Виктор. Так Косачев начал голодать.

Через некоторое время Проскурин сказал, что надо вырыть в снегу пещеру, чтобы скрыться от надвигающегося урагана. «Значит, он решил закопать меня в снегу», - догадался находчивый Косачев. «Придется ночью держать ушки на макушке. Он еще не знает, с кем связался!»

Среди ночи Виталик почувствовал на своей шее крепкие цепкие пальцы. «Хитер, гад. Собирался в снегу закопать, а сам душить начал». Косачев хотел было пнуть своего противника ногами, но те оказались словно ватные. «Скотина, все-таки успел меня отравить». Виталик изо всех сил укусил нападающего за руку, но тот продолжал свое дело. Тогда он укусил еще раз и изумился – вкус оказался весьма приятным.

– Ты, что от голода совсем спятил? – услышал Косачев и открыл глаза. В зубах он почему-то держал руку своего товарища, а тот, как ни старался, никак не мог ее освободить. Виталик окончательно проснулся, ослабил хватку и через несколько минут уснул спокойным сном.

На другой день Косачев не знал, куда от стыда глаза девать. Но, к счастью, Проскурин словно позабыл о ночном происшествии. Вначале он молчал, а потом с начала восхождения стал подбадривать своего товарища.

– Все будет отлично, Виталька, вот потренирую тебя на скалах под Новороссийском, походим с тобою на скалодром, побегаем кросс небольшой километров  10-15, а потом и на полный марафон сгоняем.

«Ничего, ничего, издевайся, я все вытерплю тебе назло. Что, столкнуть меня с горы кишка тонка, так ты решил меня своим марафоном в гроб загнать?»

– По классическим маршрутам ходить скучно, – продолжал Виктор. – Вот в следующий раз попробуем покорить восьмитысячник. Представляешь их в мире всего 14. Будем с тобой первопроходцами. Кислородных баллонов брать не будем, потренируем выносливость на низких высотах. Когда опускаешься с гор, любая незначительная радость воспринимается острее: дети, жена, друзья, дом. Вот есть у меня друг. Ему после одной из экспедиций из-за обморожения удалили несколько фаланг пальцев на руках и ногах. Так что ты думаешь…

Виктор прервался на полуслове, потому что его товарищ в этот момент сорвался вниз. Узел на страховке развязался, и Косачев завис на веревке, которой были связаны оба альпиниста. Проскурин стиснул зубы и уцепился своими крепкими пальцами за выступ скалы.

– Ты какую веревку взял?

– Статику, – ответил Виталик.

– Идиот, нужно было динамику для амортизации. А на какой узел привязался?

– Булинь. Я знал, что все плохо закончится.

– Ты неисправим. Нужно было на восьмерку. Виталик, возьми себя в руки. Все будет хорошо. Я и не в таких переделках бывал.

Услышав спокойный и уверенный голос своего товарища, Косачев немного успокоился. Теперь он должен делать то, что скажет ему Виктор, находящийся наверху.

– Найди в скале какой-нибудь выступ или расщелину и постарайся зацепиться за нее.

– Я не достаю, – ответил Виталик.

– Попробуй чуть-чуть раскачаться.

Под воздействием страха Косачев сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он слегка раскачался, а потом вцепился в скалу так крепко, что, казалось, не было силы, способной его оторвать. Таким образом, он дал возможность Проскурину добраться до небольшой площадки, а затем вытащить его.

…Они лежали рядом, тяжело дышали и смотрели в бескрайнее небо.

– Ты знаешь, Витя, я должен тебе сказать…

– Ничего говорить не надо, – остановил его друг. – Я давно уже все знаю.

Через минуту Виталик почувствовал, что по его щекам текут слезы.