Сладкий привкус мести (женская история)

Многие не верят, что имя может повлиять на судьбу человека, а зря: мой личный опыт доказывает обратное. Я говорю вовсе не о психологическом коде, заложенном в каждом имени и влияющем на подсознание. В моем случае это абсолютно ни при чем, просто на моем пути повстречался человек, который возненавидел меня именно из-за редкого имени. Оно у меня действительно редкое — Ева. Среди всех моих знакомых нет никого, кого бы звали так же. Пока я была маленькой, мысль о том, что я особенная, доставляла мне удовольствие. Наташек в нашем классе было четыре, Юли — три, а Ева — одна во всей школе.

 

 

Правда, наслаждалась я этой уникальностью недолго, ровно до пятого класса. А потом нашей классной руководительницей стала учительница географии. Раиса Степановна, при упоминании которой у меня до сих пор тело покрывается мурашками. Я очень хорошо помню нашу первую встречу. Мы во все глаза смотрели на нашу классную — худощавую женщину в возрасте, с гордо вздернутым подбородком. Каждый пытался угадать по выражению ее глаз, чего нам ждать в будущем: окажется она злобным монстром или станет нам второй мамой.

Раиса Степановна между тем с нами знакомилась: читала фамилии по журналу и долго вглядывалась в каждого ученика, в свою очередь пытаясь понять, с каким материалом ей предстоит работать, и много ли оболтусов окажется в ее классе. Наконец дошла очередь до меня. Я ничуть не волновалась: прежняя учительница меня любила, училась я хорошо, четвертый класс окончила всего с двумя четверками. Тем не менее, когда Раиса Степановна назвала мою фамилию, какое-то нехорошее предчувствие закралось в душу.

 — Шаповаленко Ева. — Она нарочито сделала паузу после фамилии и словно выплюнула имя.

Я подняла руку, давая понять, что Шаповаленко Ева — это я. Раиса Степановна отложила журнал и принялась сверлить меня пристальным взглядом. Я все еще надеялась, что она проявляет ко мне такое внимание, зная, как прилежно я училась в начальной школе, но то, что я скоро услышала, поставило меня в тупик.

 — На свете сотни женских имен, а тебя назвали в честь самой большой грешницы на земле, — процедила она с такой ненавистью, словно я и была той самой грешницей.

Взгляды всего класса устремились на меня, а я не знала, как реагировать. Я чувствовала, что Раиса Степановна несет бред, что меня назвали не в чью-то честь, а просто потому, что маме очень нравилось это имя, она мне сама рассказывала. Конечно, я слышала про Адама и Еву, но никогда не ассоциировала первую женщину с собой.

 — Если бы не Ева, люди бы не понесли наказания, — продолжала меж тем Раиса Степановна, — она обрекла на страдания все человечество!

Ее неожиданные нападки меня удивили и напугали. Нас ведь учили, что люди произошли от обезьян, и было странно слышать, что учительница предпочитает альтернативную версию. Но не могла же я с ней спорить, я сидела в каком-то оцепенении и ждала, в каких еще грехах она меня обвинит.

 — Ева — первое зло на земле, ее имя даже произносить грешно, а уж называть так ребенка и подавно! Чем только думали твои родители?

Ребята, потрясенные неожиданным открытием, сидели с раскрытыми ртами и взирали на меня так, словно в первый раз видят. Ну вот, не хватало еще испортить отношения с одноклассниками из-за этой дуры, подумала я тогда. В тот момент я четко поняла, что нервов она мне потреплет немало.

С того самого дня школа, в которую я четыре года ходила пусть не как на праздник, но хотя бы без неприязни, стала для меня настоящей пыткой. Раиса Степановна буквально возненавидела меня! Она никогда не называла меня по имени, заваливала внеклассной работой и намеренно занижала оценки по своему предмету. В журнале все чаще стали появляться тройки, хотя я прилежно учила каждый параграф, понимая, что только так мне удастся выплыть. Однако она каждый раз умудрялась завалить меня дополнительными вопросами или могла поставить четверку только потому, что я рассказывала без выражения. Простите, но я же не стихи читала, чтобы оценивать выразительность!

Я видела, как она бесилась, если не находила, к чему придраться. Пятерку она выводила с таким выражением лица, словно делает это под дулом пистолета. Хотя пятерки она мне ставила в редких случаях, за все годы их можно по пальцам пересчитать. Срывалась на мне Раиса Степановна не только во время уроков, она всегда была мной недовольна. Стенгазету я делала плохо, с доски вытирала как зря, причесана неаккуратно, даже походка, по ее словам, у меня была «пацанская».

 

 Учеба стала для меня невыносимым испытанием, и я все чаще жаловалась на придирки классной своим родителям. Отец вечно отмахивался, считая, что я все выдумываю, потому что не хочу учиться, а мама просила не быть такой впечатлительной — мол, все дети через это проходят. Убедившись, что от родителей помощи не дождешься, я закрывала рот и каждый день молча шла на «каторгу».

Помню, как в седьмом классе Раиса Степановна в очередной раз довела меня до слез. Я была дежурной в тот день и мыла полы в кабинете. В этот момент в дверях нарисовалась классная, которая что-то там забыла. Она так спешила, что, не замечая ведра с водой, которое стояло прямо посреди класса, со всего маху налетела на него. Каким-то образом Раисе Степановне удалось удержать равновесие и не распластаться на полу, но ведро с грохотом опрокинулось на бок со всем содержимым. «Ой, что сейчас будет!» — подумала я и не ошиблась. Гром и молнии летали по всем этажам школы.

 — Ты специально это сделала! Специально подставила ведро мне под ноги, чтобы я упала! — орала эта истеричка не своим голосом.

 

 На шум прибежали уборщица и соседка по парте, с которой я дежурила. Она в этот момент, как назло, выносила мусор и не могла быть свидетелем ситуации, чтобы меня оправдать. Видя, что поддержать меня некому, Раиса Степановна разошлась не на шутку.

 — Я же говорила, что ты дьявольское отродье! Человек с таким именем не может быть паинькой, ты только притворяешься хорошей, а на самом деле грехи не дают тебе покоя с самого рождения!

Я на коленях собирала воду с пола и рукавами размазывала слезы по лицу, а когда пришла домой, у меня случилась истерика. Я умоляла родителей перевести меня в другую школу. Мама принялась меня отговаривать, аргументируя тем, что мне тяжело будет влиться в чужой коллектив и не факт, что там учителя окажутся лучше. А папа даже не стал разговаривать на эту тему. Он человек строгий, с жестким характером. Не только я его побаивалась, даже мама всю жизнь ходила перед ним на цыпочках.

 — Ты что тут нюни распустила, а ну прекращай! — ругался он. — Подумаешь, учительница ей не нравится! Да с вами, оболтусами, еще не так надо разговаривать! Учиться не хотите и все сваливаете на учителей. В другую школу она захотела! Дело не в учителе, а в тебе. Она не обязана всех любить, ее дело учить, и она учит.

 

Папа считал, что я преувеличиваю и перевираю слова классной. Он не верил, что Раиса Степановна могла назвать меня дьявольским отродьем, она наверняка сказала по-другому, а я ослышалась или все приукрасила.

Если уж родители не встали на мою сторону, то от кого еще было ждать помощи? Я смирилась и стала считать дни до окончания школы. Просила родителей отпустить меня после девятого класса, потому что еще два года я не выдержу, но отец сказал, что я способная, поэтому должна окончить одиннадцать классов и поступить в институт. Пришлось снова смириться.

Однажды, когда мы разговаривали с мамой по душам, она рассказала, почему Раиса Степановна меня невзлюбила. Ходили слухи, что много лет назад муж ушел от нее к молодой любовнице, которую звали Евой. Он оказался тем еще козлом: перестал общаться с сыном, укрывался от алиментов, Раиса Степановна растила ребенка на учительскую зарплату. Говорят, именно после этого она связалась с какими-то сектантами.

Странно, но это не сделало ее добрее, наоборот, она стала пылать лютой ненавистью ко всем женщинам, носящим имя разлучницы. А так как имя редкое и первая Ева, попавшаяся на ее пути, была я, то все камни посыпались на мою голову.

 

Услышав этот рассказ, я не разжалобилась и не простила Раису Степановну, а в очередной раз убедилась в том, что она больная на всю голову, потому что как еще можно оправдать взрослого человека, который мстит чужому ребенку за свои проблемы? На последнем звонке Раиса Степановна устроила в классе торжественную речь для родителей и подробно остановилась на всех учениках, посвятив каждому хвалебную речь. Расхвалила даже троечников, которых, по сути, и хвалить было не за что, зато обо мне не произнесла ни слова, как, будто меня вовсе нет.

 

Но на тот момент мне это было уже неважно: я радовалась тому, что ухожу из школы, начинаю новый этап и никогда больше не столкнусь с этой ведьмой.

Институтская жизнь захватила меня с головой, образ Раисы Степановны быстро стерся из памяти, правда, иногда, когда я видела в толпе похожее лицо, тело будто пронзало молнией, и меня на долю секунды охватывал ужас. Но вживую я с ней с тех пор не встречалась. До недавнего времени.

 

Кошмар школьных дней вернулся ко мне этим летом. Причем я не просто столкнулась с учительницей на улице или в магазине, она появилась на пороге моей квартиры! Это было так неожиданно, что я не поверила своим глазам, решив, что словила галлюцинацию. В тот вечер у меня гостил папа. Я недавно взяла квартиру в ипотеку и купила стенку. В целях экономии папа решил сам ее собрать. Он третий вечер подряд возился в комнате, а я готовила ужин, когда в дверь позвонили.

Решив, что это мама, я открыла, даже не глянув в глазок. На пороге стояла она — постаревшая, похудевшая, но с таким же надменным взглядом. Я была настолько поражена, что несколько секунд просто хлопала глазами. Раиса Степановна воспользовалась моим замешательством и без приглашения шагнула внутрь.

 — Неплохо живешь, Шаповаленко, — окинула она взглядом прихожую. — Ты одна?

Я почему-то кивнула, забыв, что в комнате работает папа. Бывшая классная довольно улыбнулась.

 — Перейду сразу к делу. Ты ведь работаешь на... (она произнесла название нашего предприятия), верно? Так вот, мой внук окончил институт и на днях приходил к вам на собеседование на должность программиста. Ваша мымра из отдела кадров обещала перезвонить, но так и не позвонила.

Я, все еще не оправившись от удивления, пыталась, тем не менее, переварить услышанное. В тот момент мне было неважно, как она узнала, где я живу и кем работаю, я не могла взять в толк: при чем тут я и ее внук? Видя, что до меня долго доходит, Раиса Степановна прояснила ситуацию.

 — Я хочу, чтобы ты поговорила с кадровичкой и Артема взяли на работу. Он очень способный мальчик, а у вас, говорят, хорошие зарплаты.

Наконец я пришла в себя и поняла, что все происходящее не сон. И вот что странно: за эти годы я много раз представляла нашу встречу, если таковая когда-нибудь произойдет. Прокручивала в голове, как столкнусь с ней на улице, и от одной этой мысли у меня тряслись коленки. Но сейчас ничего подобного не произошло!

Я отдышалась и поймала себя на мысли, что больше не боюсь этой женщины. Может быть, выросла, а может, роль сыграл тот фактор, что я находилась на своей территории, не знаю, но я уже не была тем маленьким запуганным ребенком, над которым она измывалась. Я выдержала паузу, манерно скрестила руки на груди и улыбнулась. Раиса Степановна впервые видела, как я улыбаюсь ей в лицо, и немного оторопела.

 

 — Поверить не могу, — с сарказмом произнесла я. — После того как вы семь лет меня гнобили, вы просите об услуге?

Раиса Степановна улыбнулась в ответ.

 — Ты о себе высокого мнения, милочка. Это вовсе не просьба.

 — А что же тогда? Приказ? — удивилась я.

 — Называй это, как хочешь. На самом деле я даю тебе возможность искупить свои грехи.

 — Ах, вон оно что... — моему изумлению не было предела. — То есть вы, таким образом, оказываете мне услугу?

 — Именно так. Должна же от тебя быть хоть какая-то польза.

 — А в чем же я согрешила, позвольте узнать? В том, что ношу красивое и редкое имя?

Глаза этой стервы налились кровью.

 — Это имя наложило отпечаток на твой характер! Не прикидывайся святошей, в твоей душе живет дьявол!

Я приготовилась слушать очередную ахинею, как вдруг Раиса Степановна замолкла и устремила взгляд поверх моей головы. Я обернулась — из комнаты вышел отец, про которого я совсем забыла, и вид его говорил о том, что он слышал каждое наше слово. Я знаю, когда папа злится, так вот, в эту минуту он был очень зол. И без того пугающий вид дополняла крепко сжатая в кулаке отвертка.

 — Так, значит, Ева нам не врала? — спросил он, продолжая медленно наступать на Раису Степановну.

 — По поводу? — выпучила она глаза, вжимаясь в стену.

 — Когда говорила, что вы чокнутая? Вижу, что это на самом деле так.

Учительница потеряла дар речи.

 — Перейду сразу к делу, — продолжил отец. — У вас есть ровно секунда, чтобы покинуть этот дом и навсегда исчезнуть из нашей жизни. И еще, если вы однажды встретите меня на улице, то мой вам совет: сразу перебегайте на другую сторону. От греха подальше.

Впервые в жизни я радовалась тому, что папа зол. А вот Раиса Степановна совсем не обрадовалась: она переводила взгляд с отца на отвертку и хватала ртом воздух, соображая, что бы сказать. Но видимо, передумала, нащупала ручку двери и пулей вылетела наружу. Беглянка даже не стала вызывать лифт, сбежала по ступенькам так, что я опомниться не успела. Правда, при этом что-то бормотала про Христа. Наш разговор окончился весьма неожиданно, а ведь я собиралась многое ей сказать. Видимо, не судьба.

Папа больше не проронил ни слова. Я ожидала от него извинений, но потом вспомнила, что он не из тех мужчин, которые умеют извиняться. Он лишь покачал головой и пошел дальше собирать мебель.

Придя в себя, я почувствовала некое облегчение, а на губах — сладкий привкус мести. Надеюсь, это была наша последняя встреча с Раисой Степановной, подумала я. Хотя нет, я буду не против, если судьба еще раз столкнет нас лицом к лицу: пусть теперь она от меня побегает.